Такое хрупкое стекло

Каждый мальчишка хотя бы раз в своей жизни разбивал окно. Я разбил два. Когда пинаешь мяч, бывает, что в момент удара ты уже знаешь, что сейчас услышишь этот звон, звон разбитого стекла. И никто из этих мальчишек не хочет разбитых окон. Все же понимают — за этими окнами — люди. А стекло, из которого сделаны люди — ещё более хрупкое, чем стекло, из которого сделаны окна.

Мне шесть лет. Осень. Ко мне приходит друг и просит написать для него на листочке слова, потому что сам он писать пока не умеет. А я умею. Он диктует буквы, а я пишу — не жалко. Он радуется и забирает листочек. Потом меня зовут мама и папа, и мы идем к моему другу, заходим к ним в дом. А он не бежит ко мне навстречу, не просит ничего написать, не зовет играть на улицу. Он со своими родителями сидит, уставившись в телевизор. Они молчат и на меня не смотрят. Мне показывают бумагу.

— Это ты написал?
— Я.
Отец снимает ремень и меня так отхаживают, что я помню только, что орал «Простите, я больше не буду!», абсолютно не понимая, за что меня бьют, и чего я точно, раз и навсегда, никогда в жизни больше не буду.
…Только задолго после того, как я был наказан, только задолго после этой показательной порки, только задолго после того, как я проплакался, и моя истерика кончилась, только после этого мне объяснили, что слова, которые я написал, нельзя ни писать, ни говорить. Потому что они нехорошие. И таким словам нехорошо учить друга.

Я обиделся на маму и папу? Нет. Просто в моих глазах появилась печаль, которую можно увидеть на моих детских черно-белых фотокарточках.

БЛЯХА-МУХА

Я вообще из детства помню, как мы постоянно что-то искали. Отец искал. «Кто права на мотоцикл переложил? Ключи вот тут на гвоздике висели, а сейчас где они? Адрес на бумажке записан, вот тут на столике лежал, где его сейчас искать? Я же опаздываю, бляха-муха!»…
А я мальчик интересующийся был, и мне сразу стало интересно, кто это такая — бляха-муха. И где её папа нашел? Может, это какая-нибудь Королева мух? Тогда как она выглядит? И я конечно спросил: «Папа, а что такое бляха-муха?»
Папа ничего не сказал. Он ответил мне, но только не словами. Он посмотрел на меня таким взглядом, что я понял, что про это насекомое лучше забыть навсегда. И даже если оно существует, то лучше на него не смотреть, с ним не встречаться и вообще. И опять эта грусть…

ОКНО № 1

И вот зима. Мне десять лет. Я любил стоять у замерзшего окна и рисовать картинки теплыми пальцами. А потом пальцы замерзали, и тогда я рисовал ногтями. Получались красивые цветы от подушечек пальцев и стебли от ногтей. И когда так рисуешь, всегда под ногтями оказывается иней, и он очень вкусный. А ещё я любил отковыривать льдинки, натаявшие снизу такой горкой. Я любил отковыривать их и сосать. И из них можно было налепить на стекле паровозик с вагонами или сделать стаю барашков. И вот однажды днем я отковыривал эти льдинки, отковырял ногтями верхний тонкий слой, а нижний толстый не поддавался. Тогда я взял отвертку и хотел отковырнуть ещё, надавил, и… вдруг стекло лопнуло.

Лопнуло стекло зимой.

На окне.

Где не двойные, а простые одинарные рамы. Стекло треснуло по такой маленькой дуге, сантиметров десять. И сразу в эту щель пошел морозный воздух с улицы, и я увидел белый пар, заходящий в комнату. Я очень испугался в тот момент и закрыл окно шторой и сразу отошел. Мама что-то делала на кухне, папы не было дома. Около двух часов я ходил по комнате, я заглядывал за штору, надеясь на чудо, на то, что стекло как-то зарастет. Но стекло не зарастало, и наоборот, щель предательски обросла белым инеем, совершенно невкусным на вид, и она была такой заметной! Я думал так: «Сейчас зима, и очень холодно. Стекол у нас нет — я сходил в сарай и проверил. Сделать окно никак нельзя. Мне надо умереть.»

Я не понимаю, как ребенку пришла в голову такая мысль — заплатить вот такую цену за это окно. Уже смеркалось, когда я надел пальто и валенки, обмотал шарф вокруг шеи и вышел на улицу. Я решил пойти в лес, залезть на дерево и замерзнуть. Лес был практически на соседней улице. Напоследок я немного постоял во дворе: посмотрел на собаку, которая сидела в будке и молчала, на окно нашего дома, на луну, которая огромной желтой щекой не то смеялась, не то плакала надо мной, и пошел. Пока шел, мне вспомнилось какое-то кино, где была страшная вьюга, и один бородатый дядя кричал в ухо другому бородатому дяде: «Только не спи! Не спи, иначе ты замерзнешь и никогда не проснешься!» Да! Мне именно это сейчас и нужно.

Я пришел на берег замерзшей реки. Валенки проваливались по колено в снег, но я добрался до дерева и кое-как вскарабкался на ветки. Они оказались непривычно холодными под моей тонкой простой трикушкой. Я устроился, как мог поудобнее и стал ждать. Я забыл дома варежки, и пока шел и держал руки в карманах, было терпимо. Но когда я лез на дерево, руки очень замерзли, и я сидел и отогревал их, чтобы потом спокойно уснуть и замерзнуть навсегда. Я сидел и смотрел, как качаются ветки на соседних кленах. Я смотрел на реку, где летом ловил окуньков. Я вспоминал трещину в стекле и белый иней по её краям. Я сидел зимней ночью на ветке клена и хотел умереть. Я понял, что пришло время, понял так же, как это понимают собаки и просто уходят из хозяйского дома. И ещё я помню луну. Я смотрел на нее постоянно, и чем больше проходило времени, тем ярче и сильнее она становилась. Я смотрел на нее и разговаривал с нею, но не словами или мыслями, потому что ни слов, ни мыслей у меня не было, а как-то по-другому…

А потом я понял, что очень сильно замерз. Я замерз очень сильно и решил пойти домой. И когда я пришел, мама очень удивилась и спросила:

— Сынок, а где ты был?

— Я ходил в лес.

— А зачем ты ходил в лес?

— Замерзать.

— Замерзать? А почему ты ходил в лес замерзать?

— Я разбил окно и хотел умереть.

Мама подошла к окну, потом опустилась на стул, обняла меня, целовала и гладила по голове. А потом пришел папа, они поговорили с мамой на кухне, и папа ушел к папе моего друга, принес оттуда стекло, и через пять минут мы уже сидели и пили чай с горячими пирожками.

ОКНО № 2

Я не хотел разбивать второе окно. Я очень этого не хотел. Я разбил его, когда мне было двадцать. Да, это был уже не маленький мальчик, и тем более глупым был этот случай. Была весна. Моей кошке нужен был кот. И всем соседским котам очень была нужна моя кошка. Они не прокрадывались в наш дом — они бегали по нему толпами с этими дикими криками… Они шныряли по комнатам, гадили по углам, они прятались в подполе, они дрались на чердаке. Мне это надоело. Я набираю камней побольше, лезу на крышу. Я сейчас отоварю кое-кого, сейчас я все объясню этим кошачьим мордам. Вот он, тварь. На! Мимо! На!

Камень отделяется от моей руки, и я понимаю: сейчас. Сейчас я услышу, как разбивается стекло. Так снимают кино. Камень летит очень медленно, рассекая воздух, и видно, как остаются эти рваные воздушные края. Я — единственный зритель в этом кинотеатре. Камень пролетает мимо кота, который рыжей стрелой исчезает в один миг. Камень летит мимо края крыши, пролетает мой двор, пролетает над старым забором, пролетает соседский двор, подлетает к окну и… И все бы ничего. Вот только неделю назад у наших соседей было радостное событие — у них родился мальчик. Их первый мальчик. И сейчас он лежит в этой комнате.

Я бледнею, зеленею, краснею. Мысль, или вернее, картина очень отчетливо предстала перед моими глазами: мой камень и мертвый мальчик. Это был последний кадр моего кино. Я очень медленно спускаюсь с крыши. В ушах шум, сердце колотит в виски, я очень медленно иду к соседям. Ко мне выбегает соседка. Я понимаю — за все нужно платить. И наверное, мне сейчас придется умереть. Я помню, она увидела меня и тоже пошла очень медленно. Её трясло. Я все понимал. Я видел уже новый фильм: в нашем гараже есть балка, а на полке — трос. Она увидела мое лицо — и все прочитала, не знаю уж что там было, только помню, она меня ещё утешала: «Да ничего страшного, бывает. Сашеньку не задело. Он вообще даже не проснулся. Вот только стекла бы вставить — сейчас муж придет с работы». Я кивал ей в ответ, но ничего не слышал. Я взял рулетку и замерил размер окна. Потом я пошел в гараж и стал вытаскивать стекла из наших зимних рам и обрезать по размеру. Десятки раз я видел, как это делает отец. Надо было точно провести стеклорезом по стеклу и аккуратно постучать молоточком по линии разреза. Вот с точностью и аккуратностью сейчас у меня не ладилось. Мне очень нужно было сделать это с, а м о м у. А я не смог. Я разбил все стекла, которые были у нас в гараже. А потом пришел отец и вставил это разбитое окно.

А я все-таки убил ребенка. Не этого. Я убил своего ребенка. Жена тогда очень сильно болела. Почти год у нее была температура, которую ничем не могли сбить. Её накачали антибиотиками. И врачи сказали нам: не думайте, что у вас родится нормальный ребенок. Даже не надейтесь, не верьте, не любите. Даже не думайте — надо делать аборт.

И мы сели тогда вечером, мы хотели посмотреть друг другу в глаза, но как-то не получалось… Ну, это как если бы ко мне приехали мои папа и мама. Они сели бы в моей комнате и стали бы рассуждать про меня: «Ну вот, видишь, он сильно болеет. С него не будет толку. Давай убъем его». Я сказал так.

…А сейчас у меня дочь. Ей почти год, и она умеет намного больше, чем я в свои тридцать два. Она умеет проснуться и быть счастливой. Она умеет… жить. Она сделана из самого тонкого, самого хрупкого, самого дорогого и самого прекрасного в мире стекла.

<<Возвращение ко всем монологам постановки

Рекомендую заглянуть:

Понравилась статья? Буду очень благодарна, если вы расскажете о ней друзьям:

Вы можете оценить эту статью: Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Загрузка...

Автор: Алексей Талашкин

Добавила Ольга Салий) Выпускник факультета дошкольного воспитания НГПУ, играл в сборных КВН НГПУ с 1995 по 2004 г., один из основателей апрельского капустника команд КВН НГПУ «Свободное ухо апреля», старой традиции КВН НГПУ. Трижды чемпион «Неестественного отбора». Выпускник (2003 г.) АПРИКТ (Академия переподготовки работников искусства, туризма, культуры) отделения пантомимы и пластической культуры театра. Учился у И. Г. Рутберга, заслуженного деятеля искусств России, заведующего единственной в России кафедрой пантомимы.  С 2002 года — режиссер студии пантомимы института социальной реабилитации для глухих и слабослышащих при НГТУ, с апреля 2007 года — режиссер студенческого клуба НГПУ.  Преподаватель Школы звонарей при храме Михаила Архангела с 2005 года.

Комментарии приветствуются (уже оставили 1 комментарий)
  1. Ксюша Флегонтова:

    Спасибо Вам за эти откровения. Я думаю это очень талантливо и искренне. Меня очень тронуло.
    «А стекло, из которого сделаны люди — ещё более хрупкое, чем стекло, из которого сделаны окна» — это действительно так.
    Спасибо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *